И о жуликах-мазуриках Пеньке, Беньке и Голяшке

В некотором царстве, в некотором государстве, некогда богатом и благодатном, жила-была царевна, которую звали Руиния. Вообще-то раньше ее звали по-другому, но как – уже не никто помнил.
И сама она была прежде красавицей, ладной да статной, - до той поры, пока не посватался к ней некий благородный рыцарь из Европы Пэт Россен.


Вернее, он сам себя ей так представил. А на деле он был просто жулик, базарный торговец сахарной ватой из села Чмыровка. И звали его Пенька Пороцюк. Но поскольку царевна была простодушной, а он - льстивым и настойчивым (угощал своей ватой, дарил охапками чорнобрывци, сорванные на чужих огородах, обещал показать всю Европу), - она, доверчивая, и поддалась на уговоры.

Однако сразу после свадьбы Россен, он же Пороцюк, превратил царевну в золушку, служанку. Никуда не выпускал, заставлял выполнять самую грязную работу. Сам же накупил в Европе дорогих костюмов, обвешался золотыми побрякушками и стал кутить со стриптизершами. А еще нанял на работу в качестве телохранителя старого чмыровского приятеля, мазурика Голяшку, узнав, что тот украл из родного села единственные вилы.

Вот с Голяшкой на пару они и принялись, размахивая вилами, врать, жульничать – мазурничать, действовать – злодействовать , простой люд развращать, грабить и распродавать свое царство - государство.

И пришло оно в такой упадок с новым правителем, что превратилось в сплошную Руину. А царевна лишь плакала и дурнела, уже вовсе не походя на ту красавицу, каковой была до свадьбы. Однако же до поры терпела все выходки мужа и даже еще пыталась поверить в его любовь к ней. Настолько вскружили ей голову его евро-соловьиные басни.
В народе ее прозвали Руинией в честь развалившейся ее страны.

А тем временем третий жулик-мазурик по кличке Бенька - Живоглот, который разбогател, торгуя на том же базаре фальшивыми монетами, вознамерился устроить в Руине государственный переворот. Размечтался он сбросить с трона Пороцюка и отобрать у него и царевну, и все, что осталось от ее имущества, чтобы потом продать. (Для чего ему потребовались ее подпись и печать). А с Пенькой у него были давние счеты -   тот ему накостылял еще в юности, когда Живоглот за целый стакан сахарной ваты подсунул ломаный грош.

Однако Пороцюк тоже был парень не промах, а главное, ведь с ним был сообщник - телохранитель Голяшка, у которого имелось мощное современное супероружие – вилы. И до поры, до времени Бенька ничего с Пенькой поделать не мог, только выжидал удобного момента, чтоб свою затею провернуть.

Пороцюк же все никак не мог угомониться в грабежах и распродажах царства. Дело в том, что в Европе местные мироеды предложили ему громадные талеры за то, что он распродаст им всю Руину до последнего шурупа. Вот и усердствовал, почти не встречая сопротивления, аж пока не посягнул на земли двух трудолюбивых братьев – близнецов, Донецка и Луганска.

Братья эти пахали, сеяли, уголь добывали, руду всякую, соль, марганец, а еще сталь варили, паровозы делали … Да многим чем занимались, не покладая рук. Все царство – государство большей частью за счет этих рук и кормилось. Было у братьев лишь два недостатка. Не умели они красиво, по-пенькиному, врать («гнать порожняк», говорили), а еще не терпели пустого форсу и одевались в простую одежду. Это были такие стеганые телогрейки, прозванные в народе «ватниками», в которых удобно работать на холоде - братья ведь круглый год трудились.  

И вот, значит, когда Пенька из жадности своей посягнул на их земли, желая заграбастать все, что они своим трудом создали, тут коса на камень нашла. Отказались братья вообще в одном с ним государстве состоять. И Пеньку с Голяшкой на свои земли пускать перестали, несмотря на крики, что он, дескать, - царь.

Пока Пороцюк голову ломал, судил с Голяшкой да рядил, как братьев – ватников в свое подчинение вернуть, пока насылал на них кровопийц - наемников европейских, которые, получали от них отлуп, летели с их земель, как труха, - тут и Бенька объявился.

Он даром время не тратил, занялся разведением хищных собак – правосук, с которыми Голяшкины вилы ему уже были не так страшны. И, когда Пороцюк помчался опять в Европу - украденное добро насклад сдавать, - Веселый Живоглот свой мятеж-то и начал.

Возвращается Пенька на собственном геликоптере, а его встречают перепуганный Голяшка с опущенными вилами и заплаканная Руиния. Кричат в ужасе, что Бенька дворец захватил, они еле сбежали, но он вот-вот их догонит со своими правосуками. И точно, едва вспрыгнули все трое в вертолет, как увидали у взлетной полосы орущего и топающего ногами Живоглота, который держал за поводья свору гавкающих псов. Однако же взлететь успели, и даже дули из иллюминатора своему преследователю показали.

Но радость их была недолгой. Топлива в геликоптере была совсем чуточка. Пенька Пороцюк до того нахозяйничал в своей стране, что пропали и газ, и бензин. Даже в личный транспорт пришлось заливать по минимуму. И пришлось садиться беглецам на голое, продуваемое ветрами (зима уж начиналась) поле возле леса. Выходят они в своих европейских костюмчиках, а тут такой «дубарь», что до костей холодит. Стали они прыгать, хлопая себя по всем местам, и отчаянно зовя на помощь местных жителей.

Долго звать не пришлось. Выехали на могучих конях из лесу два брата – богатыря, которые дрова на зиму заготавливали. Оба в ватниках, с бревнами на плечах. Спустились с коней, бревна у ног положили. Улыбаются.

-Что, говорят, люди добрые, холодно?

-Ой, холодно, ой, морозно!.. – запричитали Пенька с Голяшкой.

А бедная Руиния только сжималась и плакала.

-Может, мы вас и согреем, - сказал Донецк и подмигнул Луганску. – Что ж вы девушку одеть не смогли, два эдаких лба здоровенных? Пошли бы шпалы разгружать, чтоб подработать, а пальтишко бы ей купили.

-Ой, виноваты, ой, клеймите нас позором и нехорошими словами!

-Постой, постой! – сказал Донецк, взял Пеньку за плечи и повернул лицом к Луганску. –Узнаешь его? Да и этого, второго?

-Кажись, да, - сказал Луганск с удивлением.

-А это не я!!! – испуганно запротестовал Пороцюк.

-И я – не я! – закричал Голяшка. – И вила не моя!

Тут в лесу слышится злобный собачий лай, и на поле выбегает запыхавшийся Бенька – Живоглот со своею сворой, которая тащит его на поводках.

-Ага! –кричит он, - попались! А ну отдавайте принцессу со всеми подписями – печатями!

И только сейчас замечает братьев.

-А-а-а!!! - истошно завопил Бенька. – Ватники! Ату их, фас, правосуки!

Но один из братьев легонько так бревно поднял, да как размахнулся – мигом все псы поразбегались и тут же превратились в трусливых крыс, которые попрятались в земляные норы.

-Ай да встреча, - сказал второй брат. – Узнали, значит, нас!

-Узнали, узнали, - падая на колени, запричитали Пенька с Бенькой и Голяшкой. –Вы - те самые ватники! Пожалейте, простите нас, мы каемся!

А царевна, подняв заплаканное лицо, сказала:

-Богатыри.

Один из братьев снял с себя телогрейку и надел на девушку, которая прижалась к его груди. И – о чудо! – слезы, которые не просыхали у нее на глазах с давних пор, стали исчезать.

-И что ж нам с вами делать? – спросил второй брат гоп-компанию, которая униженно пыталась облизать его сапоги. – Али простить, раз уж хотите покаяться?

-Простить, простить!!! – хором стали умолять пленники.

-Каетесь, что царевну обманом в полон завлекли?

-Каемся, каемся!!! – завопили те хором.

-Хорошо. Готовы простить. Это – раз. А каетесь ли за то, что врали, грабили, царство распродавали, простой люд развращали - каетесь?

-Каемся, каемся!!!

-Хорошо. Готовы простить. Это – два. А каетесь ли за то, что на нашу землю русскую наймитов иностранных насылали, кровь братьев проливали, дома разрушали, бесчинствовали? За правосук своих, которыми людей травили?

-Каемся, ох, как каемся!!! – завопили три ползуна.

-Хорошо. И это готовы простить. Но только в том случае, если больше никогда злодейств повторять не станете, а головы подлые пеплом посыплете и в монастырь до конца своих дней уйдете - перед Богом грехи замаливать.

-Шо, чего?.. Не расслышали мы! – пытаясь выиграть время, стали переспрашивать ползуны, которым на самом деле очень не хотелось в монастырь, а думали они: вот бы поскорее дождаться, чтоб братья отвернулись, да в спины им вилы и всадить.

-А надо было слушать ухом, а не брюхом, - сказал Донецк. – Но у вас ведь брюхо – главный орган.

-И что вы с ними сделаете? – спросила Руиния, которая очнулась от мужниного дурмана и теперь с презрением глядела на него, хрюкающего сопливым носом и извивающегося у ног богатырей.

-Если и впрямь покаялись, значит, в монастырь пойдут. Сейчас только решение согласуем.

- С кем? – удивились Пенька с Бенькой и Голяшкой, задрав лица кверху.

-А вы забыли, что богатырей всегда не двое? Трое их всегда.

И тут все услыхали все клич боевого коня, и выехал из лесу к ним третий богатырь – молодец! Спокойный нерушимо. Мудрый. Улыбчивый. И сразу солнце красное и теплое над лесом поднялось.

-Князь Владимир!!! – ахнули хрюкающие ползуны.

-Красно солнышко… - с нежностью сказала царевна.

Братья Луганск и Донецк повернулись к нему и поклонились до земли. А злодеи, улучив этот момент, как вскочили да за вилы как ухватились!..

Но не вышло у них очередное злодейство. Царевна дала пощечину Пеньке, от которой тот отлетел, подставила подножку Голяшке с вилами, и тот упал лицом прямо в навоз. А уж Бенька, оставшийся без своих правосук , и сам тут же отбросил схваченный камень, едва богатыри вновь повернулись к ним. И братья сразу их повязали.

И подъехал князь, и сказал злодеям:

-Мы ведь богатыри, вы, наверное, знаете. Также вы должны знать, как поступает русский богатырь. Он, видите ли, три раза прощает. Два раза не повторяет. А бьет, извините, всего один раз. Вас ведь простили. Предупредили. А вы все равно свои, извините, зэхеры обдумывали. Теперь черед третьей части руинийского балета.

-Бить будете?! – с ужасом спросили поверженные подлецы. – Или мочить в сортире?.. А кто – вот эти детины здоровенные? Ой, страшно, аж жуть!

-Народ, - сказало Красно Солнышко. – Сначала народ судить вас будет, но теперь уже по всей строгости, не обессудьте. А уж потом и решение примет. Законное.

И, повернувшись к царевне, ласково ей сказал:

-Не грусти, не печалься. Снова красавицей станешь. И страна твоя снова станет благодатной. И имя свое вспомнишь

-Я уже вспомнила, - сказала царевна с улыбкой.- Малороссия.

Тут и сказочке – не конец.
А кто верит – молодец.

varjag_2007