Смерть за плечом

Каждого из вас Смерть поджидает во многие моменты вашей жизни, когда вы приглушаете свою внимательность и инстинкт самосохранения: перебегаете дорогу в неположенном месте, заплываете за буйки, ездите пьяными за рулём, или не одеваете каску, находясь на строительной площадке. Это обычное дело.


У подводников всё не так. Смерть не ждёт их, а несёт вместе с ними службу по охране морских рубежей Родины. С того момента, как подводники отдают швартовые концы и уходят в море, Смерть стоит за плечом каждого из них постоянно, и с любопытством наблюдает, когда же кто-то из них даст слабину.

Сидит в седьмом отсеке на вахте матрос Герасимов, например, мечтает о скорой своей демобилизации и представляет, как он войдёт в свою родную деревню в ленточках до задницы, с восемнадцатью якорями и с аксельбантом, сшитым из такого количества ниток, которого хватило бы на аксельбанты гусарскому полку в девятнадцатом веке, а Смерть шепчет ему на ушко: «Петя, ну зачем тебе осматривать отсек каждые полчаса? Ну что, пл@дь, за муйня такая — полгода до дембеля, а ты бегаешь, как карась! Закороти систему КИС ГО, да сиди себе спокойно на боевом посту, наращивай общую прекрасность организма!»

А и правда, думает матрос Петя, что я, пальцем деланый? И закорачивает систему КИС ГО, чтоб лампочка в центральном сама собой загоралась, а не от того, что он все кнопки в отсеке обожмёт. Совесть его, конечно, покусывает, но вашу мать — каждые полчаса же по трюмам лазить, это ни в какие ворота ведь не лезет! И Смерть, радостно повизгивая, бежит в седьмой отсек, договариваться с насосами и клапанами, а может и со станцией управления холодильной установкой, чтоб они ей подмогнули чутка.

В это время в центральном вахтенный инженер-механик третьей боевой смены сбрасывает табло осмотра отсеков, а седьмой тут же раз — и опять осмотрен.

— Седьмой, центральному!
— Есть седьмой
— Как ты, сокол ясный, отсек-то за пять минут осмотрел?
— Ну я быстренько… там туда-сюда
— Герасимов. Кто-то в рот. Быстренько я осматриваю и то за двенадцать минут.

Отключает седьмой, вызывает связистов:

— КПС, центральному!
— Есть КПС!
— В седьмом п#дорас КИС ГО закоротил, сбегайте, поимейте его так, чтоб у меня тут дымом запахло.

И связисты бегут в седьмой, бьют матроса Петю, ремонтируют систему КИС ГО, опять бьют матроса Петю, пугают его тюрьмой и презрением Родины и убегают, напоследок пнув Петю, обратно в свой КПС. Смерть вздыхает и уходит в следующий отсек.

По окончании вахты, матроса Петю вызывают в центральный, для проведения воспитательной беседы. «#бать» называются в военно-морском флоте воспитательные беседы. Проводит механик, так как Петя из БЧ-5, присутствует замполит.

— Герасимов! — начинает механик, вкладывая в свои слова всю ненависть татарского народа, — я даже не знаю, с какого конца начинать тебя #бать! У тебя же мама, да Герасимов? Сестра? Вот ты стоишь тут, изображая дебилизм и пустоту глазами, а они ждут тебя, Герасимов, мёд там на пасеке покупают на последние деньги, самогонку гонят, невесту там тебе нашли уже, небось. Х%ли ты улыбаешься? Ты же не вернёшься домой, Герасимов, ты понимаешь, что ты даже в гробу домой не вернёшься? Почему у тебя отсутствует инстинкт самосохранения? Как ты без него дожил до восемнадцати лет? Почему тебя барсуки в лесу не съели или в таулете ты не утонул?

Матрос Петя не знает, как ему реагировать и молчит, уставившись в палубу.

— Ты в школе-то учился, Герасимов? — пытается достучаться до него механик с другой стороны.
— Учился
— Ну расскажи мне, каких русских писателей ты знаешь?
— Нуууу…Пушкин
— Х%юшкин, Герасимов!!! Пушкин — это поэт!!! Он слова в рифму писал, а писатель, это который без рифмы пишет! Писателей каких ты знаешь?
— Нуууу…Толстой
— Какой Толстой?
— А он же один был.
— Ладно. Ладно, он был один. Какое его произведение ты читал?
— Нууууу….. Войну и мир
— Войну и мир? На каком языке она начинается?
— Ну на русском же, понятное дело!
— Ясно, значит дальше заглавия не осилил. Слушай, а тебя матрозавры остальные как называют, — Герасимом? А ты знаешь, что про тебя целое произведение написал великий русский писатель Тургенев? Читал «Муму»?
— Нееет
— Ну как, бл@дь, нет? У тебя же в личном деле «среднее образование» написано!!! Как вы на флот-то попадаете, я не пойму? Откуда вас берут, — из поселений староверов, чтоли?! Стас (это к замполиту) есть у тебя Тургенев? Принеси пожалуйста!

Зам приносит томик Тургенева из корабельной библиотеки.

— Вот, Герасимов, начнём твоё половое воспитание. Завтра, в это же время, на этом же самом месте ты мне пересказываешь рассказ Тургенева «Муму» близко к тексту. Близко, Герасимов, так близко, чтоб даже муха не проскочила. Свободен!

Или вот в центральном. На всплытии без хода, например. Смерть стоит за спиной командира и ждёт, когда он допустит хотя бы малейшую оплошность. Лодка медленно-медленно ползёт вверх и все спокойны и не верят своему счастью, а Смерть улыбается: она-то знает, что сейчас будет пласт воды с меньшей плотностью и нас как жахнет об этот лёд и, может быть, не тем местом, на которое мы рассчитываем — и всё, считай приплыли. Но и командир об этом знает, откуда-то.

— Принимать с двух бортов!
— Есть принимать с двух бортов! — репетую командиру и начинаю принимать
— Приготовиться к ускоренному приёму!
— Готов!
— Принимать ускоренно с обоих бортов!

И лодка в этот момент подпрыгивает на несколько метров, но уже поздно — тонны морской воды падают в её чрево по трубам метрового диаметра под давлением пять атмосфер и она уже тяжёлая и взлететь ей, ну никак не удастся. Да ладно, ухмыляется Смерть, сейчас вы, по инерции, как шухните вниз, на три километра, а продуться-то не можете, там и посмотрим, кто кого. Но командир её опять слышит!

— Два насоса за борт!
— Есть два насоса за борт! — и два центробежных насоса начинают выплёвывать по двести семьдесят тонн воды в час каждый в морды изумлённым касаткам.

Лодка зависает, как бы раздумывая, что же ей дальше делать…

— Четыре насоса за борт!

Ну может я тогда накреню лодку, думает Смерть, и они хвостом вниз уйдут по-любому. И начинает наклонять лодку на корму.

— Тонну в нос! — командует механик, глядя на дрожащую стрелку дифферентометра
— Есть тонну в нос! — репетую я и перегоняю воду между дифферентными цистернами.
— Стоп насосы!
— Есть стоп насосы! Тонна в носу!

Сидим, ждём. Лодка немного опустилась, но зависла, — значит в слой воды мы вошли и можем двигаться дальше.

Да ну вас, п#дорасы! — думает Смерть и идёт что-нибудь ломать.

Она поджигала нам трюмную помпу в седьмом, но мы справились, хоть и воняло потом неделю. Она выводила из строя систему управления рулями, подрывала паровые клапана, замыкала проводку в щитах — но мы всё починили, даже шарик расходомера нам вывела из строя, с%чка костлявая, но и тут мы смогли.

Расходомер — это такое устройство, которое считает количество воды принятой или откачанной из уравнительной цистерны. Уравнительной цистерной подводная лодка, собственно, и дифферентуется по плавучести. Долго объяснять, но это — важно. Само устройство это кусок толстой трубы, на двух фланцах вставленный в трубу приёма забортной воды, внутри у него — две крыльчатки, которые закручивают поток воды спиралью, а в этой спирали крутится железный шарик в резиновой оболочке: датчики считают количество его оборотов и выводят на табло в центральном количество воды. Казалось бы, — ну чему там ломаться? Шарик же железный!!!! Но мы же русские моряки, чо нам.

Понятно, что в море запрещено проводить ремонты, связанные с забортной арматурой, но и плавать месяц подо льдом, без расходомера, тоже не то, что доктор прописал. Приняли все возможные меры предосторожности: подвсплыли, как могли, выставили вахтенного на клапане ВВД в отсек, загерметезировали переборки, в соседних отсеках поставили вахтенных на переборочных дверях и приказали им держать кремольеры и не выпускать нас ни за что, если что. Проверили всю забортную арматуру, всю позакрывали, проползли по всем трубам и проверили ещё раз. А Смерть сидит в уголочке и облегчённо вздыхает: ну наверняка же на Севмаше какую-то трубу левую зафигарили, которой ни в одной документации нет, или на Звёздочке потом тарелки клапанов плохо притёрли, и они зарядят нам шестью атмосферами в рожи.

Медленно-премедленно отручиваем болты на фланцах, прикусив язычки. Все молчим и тяжело дышим — не то, чтобы страшно, но волнительно всё-таки. Все болты сняли, пока всё спокойно — клапана трещат, но держат. Раздвижным упором разогнули трубу, вытащили нужный нам кусок.

«Да, бл@дь, что такое-то — нервно расхаживает Смерть по трюму, — ну как так может быть, что ни на Севмаше, ни на Звёздочке не нашлось ни одного криворукого помощника мне!» Вот так и бывает.

Достали шарик, а у него оплётка резиновая лопнула и он за крыльчатку зацепился. Всунули новый, потрясли трубой вчетвером (он ж тяжелющая!) крутится вроде. Вставили кусок трубы обратно.

— Эбл@! — кричит Борисыч, — а прокладки-то поставить!
— Борисыч, ну вот что ты за человек-то такой, — говорю я ему, — надо же было подождать, пока мы все двадцать четыре болта закрутим!

И все начинают смеяться, хоть и не закончили ещё, но понятно же, что, скорее всего, пронесло на этот раз.

— Центральный! — кричу в лиственницу, — пробуйте принимать, мы закончили.
— Ё&т! — кричат из центрального, — всё работает, как часы часового завода Луч!

И раздражённая Смерть плюёт нам на спины и уходит дальше, искать приключений на наши задницы. И аппендицит. С кем-нибудь вообще может приключиться аппендицит где-нибудь на Северном Полюсе и, если всех забрать не получается, то почему бы не взять одного, хотя бы? А потом Смерть вообще думает: «Да ну их в задницу, этих подводников, пойду вон на авианесущий крейсер, может там хоть кого прихвачу»

Так ни разу у неё с нами ничего и не получилось. Видимо, везучие мы просто. Но её пристутсвие ощущалось всегда: когда спишь, ешь, чистишь зубы, пишешь стихи, учишь матчасть, проводишь занятия, несёшь вахту, мечтаешь о тёплом солнце на подводной лодке, и тогда всегда рядом с тобой Смерть. Она смотрит на тебя с любопытством школьника, впервые увидевшего колоду порнографических игральных карт, и ты не можешь игнорировать этот взгляд. И думать о нём ты тоже не можешь, а то с ума сойдёшь. Такой вот дуализм. И этому нигде и никогда не учат — или вы умеете так, или нет.

Я, например, понимаю, почему Покровский сравнивает подводников с самураями, которые готовык смерти, как только вышли из дома. А вы теперь понимаете?

отсюда