А мы – умы, а вы – увы!

Моды бывают разные – в том числе и мировоззренческие. Так вот, сейчас пошла мода на… расизм. И в СМИ, и в Интернете, и просто в быту то и дело слышишь про «быдло», «ватников», «вырожденцев», «отребье» и «генетических уродов». Моя приятельница объясняет ненавистные ей свойства кровавого тирана Путина его плебейским происхождением.

Вообще на генетику большой спрос наблюдается у просвещённых современников – раз уж не сложилось с кибернетикой. Кого-то аттестуют – «дворняжкой», а кто-то, значит, породистым псом. Любят у нас порассуждать, как изничтожили, извели под корень породистых людей, одни дворняжки и остались – ну, понятно, за редким исключением самих себя. Вот например Ксения Собчак, телеведущая: «Я бы не сбрасывала со счетов 1917 год. А потом 1937-й. Два подряд уничтожения элиты плюс война – привели к тому, что Россия стала страной генетического отребья». (В интервью Д. Быкову, «Собеседник», на вопрос, почему Россия стала страной лохов.)

В общем крепнет убеждение, что люди – принципиально не равны. Есть первосортные, а есть – так себе, и ничего с этим не поделаешь. Вроде кальвинистской предопределённости – одних к спасению, других к вечным мукам. Отсюда легко делается следующий шаг: первосортные могут пожирать второсортных, это их пища, их ресурс. Классический расизм, ядовитый плод англосаксонского гения, возникший в эпоху географических открытий и колониальных захватов, чтобы эти самые захваты оправдать. Ну а расизм социальный – это тоже английское изделие эпохи промышленной революции, породившей массовый пауперизм, который тоже нуждался в оправдании.

Век спустя Гитлер взял эту английскую теорию и с немецкой тщательностью воплотил в идеально функционирующие лагеря уничтожения.

Но у нас-то откуда такие идеи? У доброго, дружелюбного русского народа? Какими ветрами надуло? Русские люди по натуре – антирасисты. Русский ум противится биологической предопределённости. Русскому человеку хочется думать, что у человека всегда есть свобода – поступить по-божески или иначе. Не случайно русские юристы дружно отвергли учение Ломброзо о врождённой преступной наклонности. Никто его научно не опровергал – просто это расистское по существу учение оскорбило наши глубоко укоренённые чувства. «Измерить, взвесить и повесить» – так заклеймили русские юристы учение Ломброзо. А вот учение академика Лысенко, который «перевоспитывал» непородистую пшеницу в породистую – это близко русской душе.

Русская интеллигенция очень любила т.н. «теорию среды», выводящую все проявления человека из той социальной среды, в которой он живёт. Было популярное выражение «среда заела» – т.е. человек опустился под влиянием банального, обывательского окружения. Тут была и толика обломовщины: я ни при чём, я – продукт среды, чего вы от меня хотите? Но факт остаётся фактом: расизмом тут и не пахло.

А вот сто с небольшим лет назад – запахло. Тогда народолюбивый, «кающийся барин», испытывающий неловкость от своих привилегий, вдруг стал ницшеанцем. Мода на социальный расизм особенно расцвела после крестьянских волнений 1902 г. и не утихала до самой Октябрьской революции, когда нашим домодельным ницшеанцам солоно пришлось.

А по первости-то звучало дивной музыкой, поражало новизной: "Сострадание, позволяющее слабым и угнетенным выживать и иметь потомство, затрудняет действие пpиpодных законов эволюции. Почему другие биологические виды животных остаются здоровыми? Потому что они не знают сострадания".

Василий Васильевич Розанов на это увлечение проницательно заметил: "Ницше почтили потому, что он был немец и притом – страдающий (болезнь). Но если бы русский и от себя заговорил бы в духе: "Падающего еще толкни", – его бы назвали мерзавцем и вовсе не стали бы читать". Это правда: расизм, хоть социальный, хоть биологический, русскому человеку не свойствен. Нам свойственно всеобщее братство, всечеловеческое единство. Пушкин дружил с няней – крепостной крестьянкой, Лев Толстой – со своими крестьянами. Не свысока дружили – а как с равными. Как с точно такими же людьми, как они сами.

Это сегодняшняя креативная публика живёт, непрестанно отгораживаясь от «быдла» и «генетического отребья», словно поднося к носу надушенный платочек, поскольку в «Рашке» – воняет. «Воняет» – это вообще позывные непростых, неординарных, креативных: им везде «воняет».

Всех превзошёл недавно на сайте «Эха Москвы» писатель Шендерович, объявив немилых себе граждан просто не-людьми. Почему-то «протоплазмой». Вообще-то этим термином обозначают содержимое живой клетки. В общем дрянь собачья – такое у него авторское словоупотребление: сразу видно творческого человека.

«Мы, – пишет творческий человек, – ошибочно полагаем, что относимся с ними к одному биологическому виду (нашему)… Мы по инерции числим их оппонентами, а они – окружающая среда. И сходные внешние признаки – типа наличия пары рук и ног, носа, очков, прописки и умения пользоваться айпадом – не должны отвлекать нас от этой суровой сути дела. Евгений Григорьевич Ясин (например) и (например) Дмитрий Константинович Киселев относятся к разным биологическим видам».

Доктор Геббельс по сравнению с Шендеровичем – это примитивный немецкий филистер, напрочь лишённый фантазии.

Только не надо самоуспокоительно думать, что расисты сосредоточены сугубо в либеральной тусовке и в пятой колонне. Расистские идеи расползлись во все слои. В последнее время из всех щелей повылезали всякого рода «аристократы» (сгруппированные по разным основаниям), противопоставляющие себя «быдлу». Кто-то аристократ по месту проживания, кто-то – по образованию. Смешно слышать, как провинциальная тётка, зацепившаяся за Москву тридцать лет назад, но так и не преодолевшая южнорусского говорка, рассуждает о чьём-то «простолюдинстве» и собственной столичной породистости. Я встречала тётку, ощущавшую себя «аристократкой» в силу рождения в особом роддоме – при Первой поликлинике т.н. 4-го Управления, в которой при советской власти лечились начальники.

Откуда это? Какую потребность, пускай в извращённом виде, люди реализуют с помощью бытового расизма?

Мне кажется, причина вот в чём. Людям требуется за что-то себя уважать. Это нужно, чтобы на склоне лет ощущать свою жизнь не зряшной и не брошенной псу под хвост. А современная жизнь даёт очень мало оснований для самоуважения. В глубине души так называемые «успешные» ощущают свою жизненную возню как очень слабое основание для самоуважения. За что уважать-то? За то, что ловко что-то прикарманил? Как-то не уважается. А большого настоящего дела – нет, одна пустопорожняя суета. Вот и возрастает запрос на «философию», которая учит: ты – лучший, ты – аристократ, а те – они дрянь собачья, протоплазма.

И не требуется никаких свершений, никакого дела, достаточно принадлежать к высшей расе или – пожиже – к аристократии. И можно, сбившись в кучу с себе подобными, совместно уважать себя и презирать тех, кто «не мы». Так легче преодолеть бессмыслие жизни, плачевность её итога. Вообще практиковать аристократизм и культивировать «высшую расу» без компании – крайне затруднительно. «Наш круг», «люди не нашего круга», «быдло», «лохи» – всё это имеет смысл, только если рядом есть те, кто всё это понимает и разделяет. С теми, кто не разделяет, лучше вообще не встречаться: может возникнуть стресс и понизиться самооценка. Зато в «своём кругу» компенсаторная примочка породистости действует отлично.

Собственно и расизм гитлеровского разлива – это тоже была компенсаторная примочка для обывателя. Как ни убог обыватель, он мог считать себя выше всяких евреев, славян, цыган. Нынешний расизм – тоже примочка. Как ни убоги все эти офисные сидельцы, преподаватели какой-нибудь гуманитарной жвачки, но они – люди, а не протоплазма. Это – источник их гордости, их идентичности, незряшности их жизни.

В этом психологический смысл расизма. И запрос на него – всегда показатель болезненного неблагополучия общества. Или его части, в которой эти идеи активно расползаются. Сегодня, надо признать, интеллигентская тусовка на эти идеи запрос предъявляет. И это плохой симптом.

Татьяна Воеводина

Комментариев нет: